Ныли плечи, спина, поясница.
Недодавленный стон прилипал к языку,
Вяз в зубах и мешал объясниться.
Тот, который с ней жил, ждал, когда же умрет
Эта груда ходячего хлама,
И мечтал, и просчитывал все наперед,
И была безупречной программа.
Ну когда же? Когда же умрет наконец?
Бог-старьевщик пусть примет назад хлам.
И, из дивных мечтаний сгущаясь, дворец
Плавал в воздухе, издавна затхлом.
А у той, с кем он жил, отнималась рука
И лицо, словно маска, немело.
Думал он: вот теперь уже наверняка!
И мечтал широко и умело.
Полз тяжелый пожар по ее животу,
В голове грохотало цунами.
Тот, который с ней жил, уходил в темноту,
Раздраженный огнем и волнами.
Вдруг он умер. Обычное дело – инфаркт.
Рухнул в ванну, видавшую виды.
Хорошо, не успел осознать этот факт,
А не то бы завыл от обиды.
На всякий случай: сие есть худлит чистой воды. А то заметила, что некоторые стихи воспринимаются чуть ли не как фрагменты автобиографии. Но это вовсе не они.